Характер и нравы колонистов

  Саратовский колонист - присяжный поверенный К.Ф. Юстус в местной газете "Deutsche Volkszeitung" (1914. № 57), написал интересную статью о своей поездке в Германию для разыскания места выхода его предков 150 лет тому назад из Рейнской провинции, близ города Фридберга. Но кого бы он ни спрашивал о переселении колонистов в XVIII столетии в Россию, на Волгу, никто ничего не знал и ни от кого об этом не слышал; знали о переселениях в Америку, некоторые прекрасно знали о существовании Волги, восторгаясь роскошной икрой, но о существовании на Волге немецких колонистов никто понятия не имел. "Ничего не поделаешь, - закончил свою статью г. Юстус, - там люди ничего о нас не помнят, они нас совсем забыли!"
  После франко-прусской войны 1870-1871 года в Россию стекалась масса калек-германцев, которые, случайно попав на Волгу, удивлялись существованию здесь немецких колонистов; но, ознакомившись с ними, отказывались признать их "своими" и относились к ним пренебрежительно, свысока, как к диким, некультурным людям.
  До настоящего времени ни поволжские колонисты с Германией, ни Германия с колонистами не состояли ни в промышленных, ни в иных каких-либо отношениях. Лишь с начала нынешнего века некоторые протестантские пасторы Поволжья вербовали среди колонистов переселенцев в Силезию; но переселившаяся было туда группа лиц, около 50 семей, уже через год вернулась обратно. В то же время колонисты охотно переселяются в Америку и остаются там навсегда.
  Таким образом, не только германцы забыли поволжских соплеменников, но и последние забыли Германию, а попав в нее, там более не уживаются и возвращаются в Россию. При таком взаимоотношении колонистов и германцев кажутся просто дикими клеветнические уверения некоторых администраторов и quasi-патриотов о том, что колонисты постоянно стремятся к Германии и ее императору Вильгельму.
  И действительно, немецкий колонист Поволжья не являет собою тип германской нации, потомков древних тевтонов. Это новый народ, даже новая раса, создавшаяся в особых жизненных условиях. Слово "немец", коим до сих пор еще называют колонистов, есть форма, лишенная всякого содержания. При этом слове следует представлять западноевропейского немца-германца: колонист не немец в этом смысле, однако и не русский. Колонисты - это новая, самобытная, самодовлеющая нация, ничем абсолютно не похожая на немца-германца. Если колониста-немца снова отправить в Германию, то, как показал опыт, он окажется в чужой, непонятной ему среде, он будет за границей, а не в "фатерлянде" и рано или поздно вернется на свою Волгу.
С грустью приходится признать, что пренебрежительное отношение германцев к колонистам имеет основания. Колонисты, действительно, некультурны, нравы их грубы и суровы. Однако мы не разрешили бы исторически вопроса о типе колониста, если бы прошли мимо социальных и природных условий, среди которых и мог создаться подобный тин. Есть основное положение: характер народа слагается в зависимости от совокупности условий, среди коих этот народ существовал. Среди каких же условий существовал колонист и что привело к выработке такого отрицательного типа?
  Правильное разрешение этого вопроса стоит в тесной связи со многими обвинениями колонистов людьми, не желающими считаться ни с историческими фактами, ни с социологией, ни с логикой. Колонисты, вопреки часто высказываемым взглядам, были вызваны совершенно не из-за симпатии к ним немки - Екатерины II; они не были в положении благодетельствуемых, и благодеяние не является целью вызова их. Такое обвинение исторически неверно и политически недобросовестно. Как мы уже знаем из указанных нами манифестов, циркуляров и секретных предписаний, истинными причинами вызова поволжских колонистов были: заселение пустующих мест, желание создать на границах с калмыками, киргизами и дикими народами естественный буфер для безопасности России и утвердить ее владычество на этих окраинах, а также желание поднять культуру земледелия и промышленности посредством иммиграции просвещенных западноевропейцев. Русское правительство не благодетельствовало иммигрантов, а само ждало от них благодеяний для страны. И эти ожидания блестяще оправдались.
  На берегах Волги, служащих постоянными притонами разбойничьих шаек, выросли мирные колонии. Пустынные самарские степи, где безраздельно хозяйничали дикие номады, превратились в цветущие плодородные поля. Правда, поля эти, прежде чем можно было приселить к колонистам русское население, были залиты кровью многих убитых, оглашены стонами раненых и политы слезами уводимых в плен свирепыми номадами колонистов. Первое поколение поселенцев, попав в чуждую ему обстановку, терпело большие лишения и страдания. Вызывные манифесты обещали полную индивидуализацию и дифференциацию занятий; предлагалось идти в Россию ремесленникам, учителям, военным, купцам, врачам, аптекарям, земледельцам, и каждому обещалось занятие по его способностям и умению. Однако по заселении все были принудительным образом обращены в землепашцев. Людям, не имевшим ни малейшего понятия о посеве, земледельческих орудиях и обработке земли, выдавались бороны, сохи и семена; да и это выдавалось с полной небрежностью, не вовремя и в недостаточном количестве. Колонистов поселили и бросили на произвол судьбы.
  Среди лишений и тяжкой борьбы за существование и вымерло первое поколение. На смену ему явилось новое, землепашцы, нивелированные в умственном и нравственном отношении и в образе жизни, выросшие в чуждом климате, суровых жизненных условиях и при чуждых первому поколению порядках крепостничества. Первые колонисты пытались еще жаловаться, уходить, протестовать, но второе поколение настолько огрубело в постоянной борьбе за кусок хлеба, что покорно подчинялось всем распоряжениям, ища забвения в религии; но и служители неба были не на их стороне и, как мы видим, заботились лишь о собственном благополучии. Поэтому нравы стали суровыми и безжалостными, а умственные интересы совершенно исчезли.
  В смысле выработки типа история поволжских колонистов имеет много общего с первыми американскими переселенцами, из которых также выработался первоначально тип сурового пионера, лесного бродяги, живущего в постоянной борьбе с природой и дикими индейскими племенами. Поволжский колонист ныне также имеет мало общего с германским немцем, как американец с англичанином. Но у американских пионеров было одно большое преимущество сравнительно с поволжскими колонистами: они самоуправлялись в полном смысле этого слова, что и привело к образованию свободолюбивой, промышленной и культурной нации. Поволжские колонисты этими преимуществами не пользовались, хотя видимость самоуправления была и у них.
  Однако это призрачное самоуправление при малейшем прикосновении исторической критики, даже при поверхностном знакомстве с узаконениями и правительственными распоряжениями того времени, оказывается совершенным миражом. Не было более подчиненного всем и каждому народа, чем колонисты: жизнь их регламентировалась вплоть до самых интимных супружеских отношений. На колонистах администрация производила всякого рода опыты; придет начальству какая-нибудь нелепая фантазия, как ее уже предписывали применить к колонистам: их заставляли плодить тутовые деревья и разводить шпанских овец, не выносящих наших холодов и климата. При таких жизненных условиях колонисты везде и во всем видели своих врагов, замкнулись и сделались суровыми. О просвещении их никто не заботился. Вызывавшее вначале протесты телесное наказание еще более повело к отуплению и огрубению. Все способствовало некультурности и умственной отсталости колонистов, и лишь просвещение, проникшее в последние 30 лет в колонии, начало оказывать благодетельное влияние, уничтожать суровые нравы и размыкать тот круг отчуждения, в который были заключены колонисты. Но эти отрицательные явления не могли вытравить из колонистов ту массу хороших черт, которыми наделила их природа. Они трудолюбивы, чистоплотны, аккуратны, лояльны, дружны и честны; в последнем особенно сходятся отзывы всех соприкасающихся с ними: колонисту верят на слово и случаи обманов очень редки. В делах чести колонисты крайне щепетильны; обвинить колониста в бесчестном поступке значит вызвать к себе вечную вражду его: он реагирует возбуждением судебного преследования и для наказания обидчика пройдет все судебные инстанции и не пожалеет на это никаких денег. Колонист никогда не затеет спора или драки, но зато никогда не снесет обиды его действием. Когда во время войны с Германией находились, с легкой руки Москвы, любители погромов, которые подбивали русских крестьян на разгром колоний, то с уверенностью можно было сказать, что погром этот кончится не в пользу погромщиков: все колонисты приготовились и решили обороняться чем попало. Слухи о подготовке погромов, на которые, к чести сказать, русские крестьяне не пошли, привели колонистов в ярость, так как они беспрекословно несли на алтарь отечества свои средства и жизни лучших своих сынов; в рядах русской армии они сражались с беззаветной храбростью, и многие вернулись с георгиевскими крестами, в то время как австрийские галичане целыми полками сознательно и добровольно сдавались в русский плен.
  Колонисты покорны старшим и начальству. Отец семьи имеет неограниченную, патриархальную власть в семье, и никто из членов последней не вправе действовать самостоятельно и без ведома отца. Все распоряжения начальства, хотя бы и незаконные, исполняются колонистами беспрекословно; подати и повинности вносятся бездоимочно даже в неурожайные годы. Несчастья и жизненные невзгоды колонисты переносят терпеливо и безропотно; в общем, они равнодушны ко всякого рода переменам в жизни и сживаются со всяким положением. Они религиозны до фанатизма; почти каждый праздник посещают церковь, молятся перед сном и после него, до и после еды, при колокольном звоне, при грозе и молнии, часто произносят молитвенные восклицания, почти целой колонией хоронят покойников.
  В семейной жизни они деспотичны и требовательны; дети находятся в беспрекословном подчинении родителей и за непослушание и шалости жестоко наказываются. Жена - раба своего мужа и часто подвергается жестоким побоям; она исполняет домашние работы, заведует кухней, обшивает семью, но в общем хозяйственном распоряжении голоса не имеет: редко можно встретить среди других народов и сословий более угнетенное состояние женщины, чем у колонистов, несмотря на то, что она работает в доме вдвое более мужчины.
  По своему физическому развитию колонисты высоки ростом, хорошо сложены, выносливы, сильны, со свежим лицом, белыми зубами; большая часть колонистов брюнеты, меньшая - блондины; в общем, они представляют тип германской нации в лучшем его развитии и резко отличаются от соседних славянских и финских типов, от которых их сразу можно отличить по внешнему виду: колонисты бреют усы и бороду, волосы расчесывают прямым пробором, обстригая в скобку. Колонистки в юности большею частью красивы, но ранний выход замуж и беспрерывная тяжелая работа заставляют их скоро стариться. Аккуратный и чистоплотный образ жизни препятствует доступу в колонии болезням вообще, а эпидемическим в частности, поэтому колонисты весьма плодовиты, и до введения всеобщей воинской повинности семья в среднем выращивала 4 детей; семьи в 5, 6 и 7 детей в колониях не редкость. Колонисты очень трудолюбивы, большая часть колонистской жизни протекает в продолжительной и тяжелой сельскохозяйственной работе. Весной и летом в страдную пору колонии почти совершенно вымирают: все население на гумне и в поле. Лишь осенью, по окончании работ, в колониях водворяется жизнь, но и тут эта жизнь превращается в сплошной нескончаемый труд по тканью сарпинки, выделке веялок, плугов и пр..(Из книги Дитц Я. Е. "История поволжских немцев-колонистов").

Обычаи колонистов

 Рождение колониста составляет событие в семье. Факт появления на свет нового гражданина не остается тайной для соседей и в особенности для тех, которые заранее приглашены восприемниками; последними, к слову сказать, не могут быть малолетние, а только супруги, т. е. муж и жена вместе или вообще люди женатые. С первого до девятого дня родильница не имеет права вставать с постели; соседи и восприемники, а еще чаще акушерка, исполняют все домашние работы и кормят больную. Наряженная кума каждый день посылает сладкий суп из яблок, вишен, груш, которых в каждом доме заготовляется большое количество на зиму в сушеном виде и, кроме того, особый вид печенья, который наши кондитеры изготовляют под названием хвороста. С четвертого-пятого дня посылают куриный суп и к нему сдобный калач, кроме того, посылается еще кофе с несколькими ломтями вышеупомянутого кухен.
  Крещение откладывается у колонистов всегда на несколько недель до приезда в деревню пастора, к какому времени набирается обыкновенно несколько детей. Если крещение происходит в месте богослужения, т. е. в училищном доме, то ребенка относит туда разодетая кума. Если семья зажиточная, то пастора обыкновенно приглашают на дом, с ним же и шульмейстера. После окончания обряда подается кофе и сласти, но спиртных напитков не полагается, разве только дают по рюмке церковного вина или очень легкого виноградного. К вечеру гости расходятся и сразу вступает во все свои права будничная жизнь.( Из книги П. К. ГАЛЛЕР "ВОСПОМИНАНИЯ; Быт немцев-колонистов в 60-х годах XIX ст.").

  Второй праздник колониста - конфирмация, т. е. первое причастие. У лютеран дети до 15 лет посещают школу и к 15 г. получают первое причастие, которое очень торжественно обставляется. За 6 недель до причастия (по большей части в вербное воскресенье) дети из всех деревень, входящих в состав пасторского округа, собираются в селе, где живет пастор, где ежедневно посещают уроки пастора и повторяют все пройденное в школе. Накануне причастия все собираются в церкви и здесь в присутствии родителей производится публичный экзамен, за которым идет публичная исповедь. На другой день причастные собираются в церкви задолго до начала богослужения; по обычаю до причастия они не принимают никакой пищи. После богослужения - торжественного и продолжительного - они получают причастие и одновременно в память о причастии листок, обыкновенно с рисунками из жизни Христа и с соответствующими текстами; рукою пастора приписывается, что такой-то, родившийся тогда-то, в такой-то день и год конфирмован им, пастором, таким-то.Этот листок колонист обыкновенно вставляет в рамку и вешает на стену.( Из книги П. К. ГАЛЛЕР "ВОСПОМИНАНИЯ; Быт немцев-колонистов в 60-х годах XIX ст.").

  Третье торжество колониста - брак. Вот что об этом пишет П. К. ГАЛЛЕР в своей книге "ВОСПОМИНАНИЯ (Быт немцев-колонистов в 60-х годах XIX ст.)": «Когда молодые люди достигли 18 лет, их обвенчивают; редко бывает, чтобы это дело обделывалось родителями, чаще всего сами молодые люди сходятся и затем сообщают родителям. Если нет препятствий, то посылаются сваты и дело считается законченным. О такой помолвке пастор в течение 3-х воскресений сообщает в церкви и только после того устанавливается день свадьбы. Когда день свадьбы установлен, сваты, нарядившись в праздничное платье, обходят родных и знакомых приглашая их на свадьбу. Сватам нашивают на грудь розетку из разноцветных лент, длинные концы которых свободно развеваются; в руках у них палки, которые также украшены лентами. После оглашения в церкви, считается позором, если свадьба не состоится, и такая девушка не скоро находит другого жениха.
  Празднество начинается, собственно говоря, еще накануне свадьбы: весь дом жениха наполнен женщинами, помогающими печь, варить и жарить для гостей будущих дней. После обеда сваты на парадной фуре, запряженной украшенными ленточками лошадьми, отправляются в дом невесты, нагружая приданое и шумно отвозят его полным карьером в дом жениха, где приданое осматривается всеми женщинами, но не контроля ради, а скорее от любопытства.
  Венчание по большей части происходит по воскресеньям, после богослужения, причем обыкновенно венчается несколько пар одновременно.
  До венчания жених со своей свитой заходит в дом невесты и, взяв невесту, в сопровождении еще большей свиты чинно и молчаливо отправляется в церковь. После венчания, молодых уже на разукрашенных лентами лошадях отвозят домой. Гости, за исключением самих близких лиц идут также домой, так как нужно дать молодым время пообедать и только приблизительно через час обед кончен, тогда являются и гости. К этому времени из комнаты убраны уже кровати, остается только стол, за которым усаживаются музыканты и вдоль стен скамейки и сундуки.
  Музыкантов обыкновенно 3 человека: один играет на цимбалах какими-то палочками, другой пилит на скрипке, а третий играет на флейте. Музыканты платы от жениха не получают; они обязаны в течение 3-х дней играть, получают пищу, при чем даже меню устанавливается, а за музыку платит всякий танцующий, причем деньги бросают прямо на цимбалы. Чем задорнее музыка, тем больше и чаще платят танцующие и тем выгоднее это для музыкантов и бывало, что они в течение 3-х дней получали таким образом до 100 руб., что считалось чрезвычайно большой суммой.
  Первый день танцуют молодые и молодежь, т. е. девушки и парни, музыка играет до 9-10 часов, а затем все расходятся.
  На второй день празднество начинается около 10 час. утра и продолжается с часовым перерывом для обеда опять до 9-10 часов вечера. В этот день танцуют только женатые, которые обязаны платить молодой за всякий танец, который они танцуют с ней. На третий день танцуют старики, т. е. люди старше 40 лет. Стариками они называются потому, что многие к этому возрасту имеют уже внуков.
  В первый день молодой должен танцевать до упада. Он к вечеру в полном изнеможении; он давно уже сбросил сюртук и жилет; он весь обливается потом и рубашка его - хоть выжми, несмотря на то, что окна все время открыты настежь и холодный осенний воздух свободно втекает в комнату. Танец не представляет собою ритмические движения в такт музыки, а скорее только топанье ногами, прыжки, причем все лицо танцующего парня самое серьезное, точно он исполняет какую-то обязанность, но это называется вальсировать (Hopperwalzer) и (Siebenter Sprung). В таком же состоянии находятся музыканты.
  А сваты все время обходят гостей, угощая мужчин водкой, а женщин сладким красным вином и последних, кроме того, медовыми пряниками домашнего приготовления. К вечеру они также без ног, но не от усталости, а от совершенно другой причины. Гостям в качестве закуски к водке и вину все время разносят тарелки с нарезанными кусками кухен.
  Женатые веселятся еще бурнее молодежи, старики же более спокойны и, не довольствуясь водкой, за собственный счет посылают за разными лиссабонскими, хересами и мадерами собственного приготовления кабатчика или производства Саратовских складчиков. Дело здесь заключалось не во вкусе вина, а главным образом в том, чтобы этикетка на бутылке была покрасивее, многокрасочнее, а на подобные мелочи Саратовские складчики не скупились, что можно видеть уже из того, что в Саратове вся литография Кувардина существовала только исполнением этикеток для водочных складчиков, она специализировалась на их изготовлении.
Так как старики долго не гуляют, то на третий день музыка заканчивалась уже часам к 6 вечера. Хозяева успевали быстро привести комнату в порядок и со следующего дня начинались обычные будни, как будто свадьбы не было.
  В обеде принимали участие только ближайшие приглашенные, т. е. лица более почетные или состоящие в близком родстве с молодой парой; продолжался обед до тех пор, пока хозяйка или ближайшая помощница ее не возглашала, что все заготовленные гуси, утки, поросята съедены и что сегодня ничего больше не будет. Во время обеда мужчин обносили 2-3 раза водкой, а женщин сладким красным вином. Пьяных обыкновенно не бывало, кроме разве какого-нибудь парня молодого, который меры не знал еще. Вообще могу сказать, что у колонистов в то время, если и бывали люди пьяные, то на улицах их все-таки никто не видал: ни разу я не видел пьяного, валяющегося на улице, под забором, или орущего песни на улице. Если человек был пьян, то его немедленно укладывали в постель: сопротивление и появление в пьяном виде на улице на посмешище мальчишкам влекло за собой денежный штраф или даже при повторении - порку. Такой человек из-за насмешек долго не мог показаться в людях.
  Дни свадьбы - второй и третий, сопровождаются катанием по деревне на убранных разноцветными лентами лошадях. Лошади пускаются всегда вскачь; больше 2 и редко 3 фур в этой скачке не участвуют. Само собою разумеется, что катаются люди только порядком подвыпившие, причем катают молодую и подружек ее.
Подружки невесты и дружки жениха никакой особой роли в свадьбе, сколько мне помнится, не играют; это был только почет для друзей молодой четы.»
  У Дитц Я. Е. в его труде "История поволжских немцев-колонистов" находим следующие сведения  об свадебных обрядах немцев колонистов: «Поздней осенью происходят сватовства, за которыми следуют на Святки, в частности на второй день Рождества, венчания и свадьбы. Это важное в человеческой жизни событие - вступление в брак - в колониях сопровождается массой особенностей и церемоний. Хотя желающая вступить в брак пара обыкновенно уже несколько лет считается, с ведома родителей, женихом и невестой, но церемония сватовства неотступно производится по строго установленному ритуалу. Сватовство у колонистов - исключительная привилегия мужчин, свах у них не бывает вовсе; оно производится ночью, как бы тайно, чтобы отказ жениху, получивший название Korb ("корзина" - по обыкновению вывешивать у ворот получившего отказ пустую корзину), не получил широкой огласки.
  Жених или его родители приглашают сватов, набивших на деле сватовства руку. Они отправляются в дом родителей невесты. Предварительно извещенные окольными путями родители невесты в вечер сватовства ложатся рано, запирают дом и ожидают сватов в постели. В условленное время сваты стучатся в окно или дверь и просятся в дом. Их впускают наскоро одетые хозяева и приглашают садиться. Сваты начинают отвлеченный разговор о событиях дня, с целью вовлечь хозяев в разговор, но тщетно: они отмалчиваются. Затем сваты начинают расточать похвалы невесте и ее родителям за хорошее воспитание и высказывать свои пожелания, чтобы девушка вышла за хорошего парня. Наконец осведомляют хозяев и о цели прихода, расхваливают жениха и просят ответа. После некоторой паузы, за которой следует новое уговаривание, отец невесты обыкновенно решительно отвергает предложение или за молодостью дочери или за неприготовлением для нее приданого. Начинается новое уговаривание: до свадьбы еще продолжительный срок и приданое справить успеют, а если не успеют, то можно приготовить и после свадьбы и т. д. Постепенно родители сдаются и не возражают, если дочь согласна. Уговоры сватов сопровождаются угощением: принесенной с собою водкою, которая постепенно оказывает благотворное воздействие. В дом приглашается стоявший за дверью жених, который робко просит согласия родителей на брак его с их дочерью. Наконец, на сиену появляется и невеста, которая на предложенный ей вопрос, желает ли она выйти за парня, предоставляет это на усмотрение родителей: если родители желают, она согласна. Родители соглашаются, и молодые подают друг другу руки, а жених крадет у растерянной невесты поцелуй. Затем жених дает невесте от 10 до 25 руб. кладки, а невеста вручает жениху заготовленную для него ею рубашку. Сватовство заканчивается угощением сватов и жениха закуской и выпивкой, приготовленными хозяйкой и подаваемой невестой. На следующий день невеста и ее родители приглашаются в дом жениха на смотрины. Через день происходит церковное обручение, а за ним следует оглашение в церкви в ближайшие три воскресенья.
  Свадьба устраивается в доме жениха, на нее приглашаются все родственники жениха и невесты и крестные родители. Приглашение производится накануне свадьбы особыми возвестителями; им сопутствуют две женщины с корзинами, в которые набирают у приглашенных посуду для гостей: миски, тарелки, чашки, стаканы, ложки, ножи и вилки. Произносится приглашение в заученных комических стишках и предлагается гостям прихватить с собою вилки и ножи, "иначе придется есть пальцами":

"Messern und Gabeln darft ihr niche vergessen, Sonst müsst ihr mit den Fingern essen".

  Святки - период свадеб; традиционный день - второй день Рождества, собирающий в приходе 10-15 пар венчающихся. Свадебный кортеж состоит из жениха с невестой, шаферов и шафериц, приглашенных на свадьбу гостей и массы любопытствующей публики, направляющихся из дома невесты пешком в церковь; их сопровождает духовая музыка, играющая церковные песни. Если невеста из другого села, то утром уезжают за ней жених и шаферы на нескольких тройках или парах. При выезде с невестой поезд на улице останавливают протянутым через дорогу куском сарпинки, полотна или веревкой и требуют выкупа за невесту, от одного до трех рублей на водку. При проезде селом жених или его родственники разбрасывают горстями по сторонам мелкую монету или конфеты, на которые с криком и дракой набрасывается целый рой мальчишек.
  Невеста одета в белое или голубое венчальное платье, на голове венок из искусственных цветов. Жених в черной кизинетовой или трековой пиджачной тройке и "городском" кафтане или новом желтом дубленом полушубке, иногда обтянутом черным сукном; на груди приколот широкий разноцветный шелковый бант, доходящий ниже колен, а на шапке с боку приделан красный цветок. У шаферов шапки обтянуты кругом шелковым широким бантом, а на груди красный цветок, прикрепленный ему шаферицей. Шаферицы одеты в голубое или светлое ситцевое платье, а коса перевязана красным или синим бантом. В церковь первой входит невеста, а жених за ней, подойдя к алтарю, становятся рядом; за ними по одну сторону шаферы, а по другую - визави - шаферицы. После краткой литургии священник говорит напутственную речь, предлагает жениху с невестой обменяться кольцами и благословляет их. После сенца впереди идет жених, как глава, за ним невеста, далее попарно шаферы со своими шаферицами, остальные гости, и все направляются в дом жениха, где приготовлен обед с выпивкой. Старики собираются в малой, отцовской комнате, молодежь - в большой. Невеста сидит между двумя шаферами, которые должны угощать и охранять ее. Среди стола ставится блюдо с куклой - символом будущего ребенка, и все садящиеся за стол должны класть на блюдо серебряную монету на детское белье. Во время обеда, выпивки и общей суматохи какой-нибудь ловкий мальчишка подлезает под стол и снимает с невесты башмак, который продается затем с торга и выкупается плохо караулившими невесту шаферами за несколько рублей, которые вручаются невесте. После обеда убираются столы, расставляются по стенам длинные скамейки для публики, а у окна за столом рассаживаются музыканты: два скрипача, флейтист или виолончелист и главный комик у музыкантов - со струнной цитрой, на которой играют на двух гнутых деревянных палочках; в цитру эту танцующие кладут деньги за танцы, она напоминает доску, на которой рубят мясо, почему колонисты в шутку называют ее Hackbrett (мясорубкой). Танцы открывают жених с невестой, которые танцуют три немецких вальса в три приема (Dur), в 5 минут каждый. После этого в танцах принимают участие шаферы с шаферицами, а один из шаферов продолжает танцевать с невестой я после трех танцев передает ее другому шаферу. За шаферами танцует остальная приглашенная молодежь, а за ними младшие но возрасту женатые гости, сменяемые старшими. Танцы сопровождаются обильной выпивкой: мужчины пьют водку, женщины - красное вино. На столе у музыкантов стоят бутылки с напитками, и танцующие после нескольких танцев подходят со своими женщинами к столу и под игру туша выпивают, угощая я музыкантов. К полуночи обыкновенно все пьяны, и молодые уходят спать в дом невесты или к родственникам жениха, если невеста из другого села. В то же время старики в малой комнате пируют не менее молодежи и к полуночи, напившись досыта, изгоняют молодежь и сами пускаются в пляску, часто продолжающуюся до утра. Пир продолжается и па следующий день. Около 11 часов утра гости с музыкой идут к дому невесты и вместе с нею возвращаются в дом жениха, водворяя ее к нему окончательно. Снова обед с выпивкой, затем танцы; но тут уже танцующие приносят свою водку и напитки, а хозяин дает лишь закуску: пироги, соленые огурцы, арбузы, капусту; иногда колбасу, ветчину, вареное; дымящееся мясо. Музыканты получают от хозяина лишь содержание; вознаграждение же за игру получают от танцующих, которые после трех танцев кладут в цитру от 50 коп. до рубля и более, сообразно средствам, так что заработок музыкантов в течение трех дней колеблется от 40 до 100 руб., смотря по состоятельности гостей. Третий день свадьбы - день похмелья; приходят одни старики и женщины, большей частью близкие родственники и помогавшие устройству свадьбы: поварихи, подметалы и пр., которые стараются вознаградить себя за понесенные труды и выкидывают иногда злые шутки. Так, поварихи приходят в комнату с миской, наполненной водой, и кухонной тряпкой и предлагают свои услуги гостям, немытым и нечесанным. Каждый старается отделаться от услуг и кладет скорее серебряную монету в миску с водой; кто же зазевается, тому насильственно вымоют лицо кухонной тряпкой при общем ликовании присутствующих. Музыканты играют туш и свадебные песни. Постепенно старики напиваются и пускаются в веселую пляску. Любимые танцы колонистов: вальс "вприпрыжку" (Hopsa-Walzer), августин, семи-коленный (Siebentersprung) - привезены еще из Германии; камаринской выучились у русских, а польки и другие более быстрые танцы они пляшут своеобразно-быстрым темпом, головокружительно, с пристукиванием каблуками. С приглашенной девушкой или женщиной необходимо протанцевать три танца: сменить раньше значит оскорбить ее. По окончании танца мужчина оставляет женщину среди зала, и она сама идет на свое место и, при отсутствии свободного на скамейке места, садится на колени другой женщины или своего возлюбленного кавалера.
  В некоторых католических колониях существовал еще обычай на второй день устраивать на нескольких подводах катания по улице "напоказ" (zur Beschau). Свадебному поезду предшествовали рожнатые сани, в которые запрягалась пара белых быков и на которых сидели "фальшивые" жених с невестой, в соломенных венках и с вымазанными черной сажей лицами. Играла музыка; стреляли из ружей. Гости с бутылками в руках стояли на подводах и пели песни. Шум и гвалт раздавались на все село... Натешившись вдоволь, все отправлялись в свадебный дом.
  Через несколько дней после свадьбы жизнь входит в прежнюю колею, молодая сноха легко сживается с новой обстановкой и принимает участие в общей трудовой жизни своей новой семьи. Роль женщины в колонистской семье немаловажна: она работает в поле, на гумне, за ткацким станком, прялкой, занята шитьем и вязаньем и справляет всю многосложную работу в доме по варке и печению.»

  Четвертое торжество колониста, хотя и печальное - его похороны. О смерти каждого колониста все жители извещаются звоном колокола. Если умирал ребенок, т. е. до конфирмации, то печальную весть сообщал населению маленький колокол, о взрослом говорил населению большой колокол, и в том и в другом случае звон начинался тремя короткими ударами колокола, за которыми потом следовал более продолжительный звон.
  О смертном случае первым узнавал школьный учитель; он обязан был записывать точно день и час смерти, время рождения умершего или возраст в годах, месяцах и днях и сейчас же после этого он поручал кому-нибудь звонить, но звон мог произойти и до записи, если учителя не было дома.
Ближайшие знакомые или у взрослого родственника или сверстника дежурят по ночам у покойника по двое. Покойник три дня и три ночи остается в доме; на четвертый день вынос из дома прямо на кладбище, где происходит отпевание; зимою же почти всегда отпевание происходит дома. До кладбища провожает взрослого покойника вся деревня: родные, знакомые и незнакомые. После похорон поминки; летом столы ставятся прямо во дворе, в холодное время года на поминках бывает столько лиц, сколько вмещает дом. Особых кушаний нет: опять на столе красуются гуси, утки, поросята, причем каждому сидящему за столом кладется на тарелку порядочный кусок.
  Как происходит дележка имущества после умершего главы семейства, я не знаю, но при несогласиях обыкновенно приглашаются уважаемые старики-посредники, решение которых безапелляционно. ( Из книги П. К. ГАЛЛЕР "ВОСПОМИНАНИЯ; Быт немцев-колонистов в 60-х годах XIX ст.").

Традиции и праздники колонистов

  Большая часть колонистской жизни протекает в продолжительной и тяжелой сельскохозяйственной работе. Весной и летом в страдную пору колонии почти совершенно вымирают: все население на гумне и в поле. Лишь осенью, по окончании работ, в колониях водворяется жизнь, но и тут эта жизнь превращается в сплошной нескончаемый труд по тканью сарпинки, выделке веялок, плугов и пр.
  Тем не менее осень дает населению колоний возможность несколько отдохнуть и жить в собственное удовольствие. У колонистов не более 60 праздничных и воскресных дней в году. Праздничные дни вне воскресений: два дня Рождества Христова, Новый год, Крещение, Благовещение, второй день Пасхи (понедельник), Вознесение и Духов День - приходятся на сравнительно свободное от работ время, а страдная пора проходит без праздников. Поэтому в праздничные дни колонисты стараются вознаградить себя за тяжелую, почти непрерывную работу и празднуют их весьма торжественно. Особым почетом у колонистов пользуются праздники Рождество, Новый Год, Пасха и Троица. Из книги Дитц Я. Е. "История поволжских немцев-колонистов").

Кирмесы (Kirchmesse)

  С особой помпезностью колонисты празднуют престольные праздники - кирмесы (Kirmes, Kirchmesse, в названии колонистов: "Kirh"). Все воскресенья осени распределены на кирмесы, причем кирмесы соседних колоний никогда не совпадают, а приходятся на разные воскресенья, чтобы на торжество можно было съезжаться жителям нескольких колоний и участвовать в праздновании несколько воскресений. Полевые работы окончены. После тяжелого труда всякий стремится не только к отдыху, но и развлечению и даже к разгулу; гуляет же каждый по-своему, сообразно культуре и состоянию. Дни кирмеса напоминают русскую масленицу, с ее объеданием и опиванием. Урожай хлеба, овощей и фруктов снят, провизия заготовлена, овощи посолены, птица откормлена. Пьют водку, которая к кирмесу заготовляется в большом количестве; более состоятельные колонисты вместо водки или в придаток к ней пьют пунш из коньяка: национальный напиток германцев - пиво употребляется колонистами в самом ограниченном количестве. Женщины почти не употребляют водки: пьют красное виноградное вино, домашнюю настойку на вишне, на винной ягоде и рожках и приготовлявшиеся до введения казенной винной монополии слабые малоградусные наливки из вишни, малины, черной смородины, французскую сладкую водку, доппель-кюммель и пр. Юноши-однолетки группами устраивают танцы в специально для того нанимаемых домах, в которых пляшут и веселятся с девушками - своими сверстницами - в течение 2-3 дней. В танцевальный дом приглашается оркестр музыкантов из 3-4 человек, вознаграждаемый каждым танцующим парнем за известный тур танцев (около получаса) добровольной платой, сообразно средствам, от 50 коп. до рубля; в танцах участвуют обыкновенно 4-5 пар одновременно. Увеселения эти молодежью производятся легально, с благословения старших и обставляются характерными церемониями. Кирмес - преддверие свадьбы: танцующие пары - обыкновенно жених с невестой, которые на Святки повенчаются или, по крайней мере, уже ухаживают друг за другом в надежде на будущий брак через год или два. Поэтому ухаживания эти, при крайней щепетильности колонистов к женской скромности, в дни кирмеса не считаются предосудительными и происходят открыто.

Иллюстрации на тему святочных сценок.

  После церковной службы и обеда соорганизовавшаяся между собою группа парней в сопровождении музыкантов, играющих на флейтах и кларнетах, идет по селу в дома и отпрашивает у родителей возлюбленную девушку парня своей группы, а по сборе всех девушек, всей компанией с музыкой отправляются в танцевальный дом, где и веселятся до утра. Старшие собираются отдельно и устраивают пир с выпивкой, а на третий день кирмеса принципиально не возражающие против брака детей родители изгоняют из танцевального дома молодых и сами пускаются в пляску на радость молодых, хоронящихся в стороне и видящих в этом солидарном увеселении "стариков" залог осуществления их заветной мечты о будущем браке.
  Праздники кирмеса снова сменяются трудовыми днями недоконченной осенней работы или началом сезона зимних работ по тканью сарпинки и другим кустарным промыслам, производящимся в колониях. Но труд уже разнообразится некоторыми удовольствиями, особенно по вечерам. Холостая молодежь (Burschen) собирается в домах своих возлюбленных (Menschen), сходящихся на посиделки поочередно, то в доме одной, то другой для рукодельных работ, и беседует с ними до поздней ночи, отпуская шутки и рассказывая всякого рода небылицы, а после посиделок каждый парень провожает свою возлюбленную до ее дома.
  При первых заморозках в каждом дворе режут свиней, выделывают колбасы; пекут в кипящем масле особого рода хворост (Кröрpel), приглашают гостей на Säutröster, Metzelsuppe - импровизированный ужин с выпивкой.
  К особым событиям готовятся специальные кушанья. На свадьбы готовят: первый день - мясной суп со сдобными галушками и рисом и молочную пшеничную кашу; второй день - жаркое из баранины и сладкий суп. На кирмес: первый день - жаркое с картофелем, второй - жареная птица. (Из книги Дитц Я. Е. "История поволжских немцев-колонистов").

Рождество (Weinachten)

  На Рождество в первый день мяса не едят по странному поверью, что иначе волки порвут скотину, и едят только сладкий суп; на второй день - жареная птица. Па Новый год жарится колбаса и сало, которые служат закуской при обильной в этот день выпивке. Колбасу вообще едят в колониях зимой, и ее хватает на четверть года, почему период этот вульгарно называют Wurstviertel. Похоронный обед состоит из жаркого, молочной каши и кофе. Крестины всегда справляются обильной выпивкой при закуске, имеющейся в семье по времени года. У колонистов существует симпатичный обычай приносить роженицам кушанья. Роженица нуждается в особой пище, не всегда имеющейся в семье за общим столом; поэтому восприемницы новорожденного (не менее трех), которых приглашают в день родов, приносят роженице ежедневно, поочередно, в течение девяти дней суп из лапши, вареную курицу и кофе с хворостом или вафлями. Кроме того, на Пасху, Троицу и кирмес общественные пастухи собирают по селу на каждом дворе праздничные тонкие пироги, сало и яйца. Колонисты вообще сохранили массу своеобразных, вынесенных еще из Германии обычаев.
  Накануне Рождества в церкви устраивается елка, с навешанными на нее пряниками и конфетами, которые после вечерней службы раздаются детям школьного возраста. После церковной службы в частных домах всем детям, с трех лет, раздают подарки, игрушки и сладости. В дом приглашают ряженого - переодетого медведем мужчину, одетого в вывороченный овечий тулуп, меховую шапку и громадные валенки и опоясанного железными дышловыми или плужными цепями, конец которых волочится по полу, производя лязг и шум. Ряженый (Pelznickel), вооруженный длинным прутом и жгутом, вползает на четвереньках в комнату, где собрались дети, гремит цепями и втягиваемым в себя голосом вызывает того или другого шалуна в доме. Дети от страха забиваются в крайний угол, прячутся под кровати, под стол. Pelznickel вытаскивает сам или приказывает другим вытащить детей, дрожащих от страха, перечисляет заранее сообщенные ему родителями шалости каждого, наказывает их, заставляет прыгать над протянутым прутом и кусать зубами цепь. Взяв с плачущих детей обещание впредь не шалить, Pelznickel уходит. Вслед за ним появляется новое привидение, которое, как говорят детям, спускается с неба, называясь Христовым младенцем - Christkindchen. Молодая женщина, обыкновенно из своего же дома, наряжается в белое одеяние, прикрывает лицо густой вуалью и входит в комнату, держа в одной руке прут, в другой - завязанные в платочки игрушки, пряники и конфеты. Детей снова спрашивают о шалостях, наказывают слегка прутом, заставляют каждого прочитать заученную для данного случая молитву и раздают платочки с подарками. Взрослые парни и мужчины, заинтригованные желанием узнать, кто изображает интересное привидение, стараются поднять вуаль или лезут с поцелуями; но ловкое Christkindchen обороняется прутом, избивая иногда до боли не в меру любопытных взрослых шалунов. (Из книги Дитц Я. Е. "История поволжских немцев-колонистов").

       
Иллюстрации на тему Рождественских сценок с приходом Pelznickel и Christkindchen.

  Вот что пишет в своей  книге П. К. ГАЛЛЕР "ВОСПОМИНАНИЯ; Быт немцев-колонистов в 60-х годах XIX ст." об праздновании Рождества Христова в лютеранской колонии Экгейм: «Празднование Рождества начинается уже с 5 часов вечера в сочельник. Многие в этот день не едят ничего до звезды или, правильнее, до темноты; другие едят только рыбное, но так как рыбы в степных реченках мало, то этот обычай постепенно погас. С 5 час. вечера в сочельник начинается богослужение и все отправляются в церковь, дома остается только одна взрослая, которая приготовляет праздничный стол. К 6 часам вечера все приходят домой и каждый из членов семьи получает подарок; детям даются прежде всего медовые пряники, изготовленные дома, орехи и несколько конфект. Конфекты самого плохого качества, впрочем существовали ли в то время другие, я не знаю. Это пережженный сахар, завернутый в кусочек белой бумаги, которая далее завернута в цветную и из нее, как от лекарственного пузырька сигнатурка, оттопыривается белая бумажка, на которой напечатаны две-три строчки какого-нибудь стишка или также сентенции, вроде: "Боюсь, брусничная вода мне не наделала бы вреда". Позже, 6ез улучшения качества конфекты, появились плитки из такого же пережженого и сильного смешанного с мукой сахара, даже на наш неизбалованный вкус были не вкусны, с наклеенной картинкой и подписью. Картинка изображала какого-нибудь военного героя или лошадь, или необычайного вида животное. Если конфекты и съедались, то эти картинки с красавицами (очень часто с изображением принцессы Дагмары, т. е. Марии Федоровны), героями и проч., приклеивались к стенке около зеркальца. Далее, обязательно раздавались из белого подслащенного теста пластинки, на которых было выдавлено изображение лошади, или лошади со всадником, непременно с треугольной шляпой на голове; для пущей красоты в 2-3 местах лошади были наклеены маленькие листочки золотой фольги. Эти лошади на наш вкус были очень вкусны и уже на следующий день у них были съедены головы, ноги, а у всадника шляпа вместе с головой. Оставшееся туловище представляло, конечно, печальный вид, вызывало у нас слезы и поглощалось вместе со слезами. Кроме того, каждый получал по несколько белых мятных пряников.
  Взрослые получали такие же тарелки со сластями, но, кроме того, кому-то попадалась еще трубка, или кисет, или перочинный ножик, материя на платье, головной платок и т. д.
  Раздача подарков сопровождалась особой церемонией. Дети и взрослые собирались вокруг стола, на котором были выставлены подарки. Дети должны были спеть особый гимн, установленный для Рождества. По окончании гимна отворялась дверь и являлась одетая во все белое добрая, фея 12, которая заявляла, что, проходя мимо, услышала пение добрых детей и поэтому пришла их приласкать, а дети должны по очереди были сказать заученный ad hoc е) стишок. Затем фея исчезала в ту же дверь и на смену ей вваливался, гремя цепями и с рычанием льва, одетый в вывороченную наизнанку шубу, злой дух, который требовал предъявления ему для наказания или пожирания лентяев, зарывающих букварь под амбаром (в мой огород был брошен камень) или спящих слишком долго, или отлынивающих от посещения воскресного богослужения, не слушающихся матери и т. п. Все со страхом и плачем кидались к юбке матери, которая, как наседка прячет своих цыплят от ястреба, прятала нас в складках своей юбки, успокаивала злого духа, пока тот не удалялся, гремя своей цепью. Только после, этого открывался ваш рай и полная тарелка упомянутых сластей поступала в бесконтрольное заведывание каждого из нас.
  Кроме сластей полагались еще игрушки: барашек, лошадка на колесах, палочка с конской головой и уздой; девочкам куклы, одетые в разноцветные платья, или только головки для кукол или неодетая кукла и т. п.
Елки появились только в конце шестидесятых годов и привозились из Саратова; в степи нет хвойного леса.
В этот вечер нас не могли рано уложить. Через полчаса или час - после раздачи подарков на столе появлялся ужин из праздничных блюд: жареный гусь, утка, поросенок с начинкой и т. п.
  На первый день праздника дети обыкновенно посещают своих крестных и получают где конфетку, где пряник. Для взрослых с утра богослужение; после окончания проповеди, из церкви бежит хозяйка, чтобы приготовить все к обеду, который готовился в ее отсутствие; после звона одним колоколом, продолжающегося все время, пока пастор читает "Отче наш", хозяйка спешит приготовить все для подачи на стол; десять минут спустя начинается перезвон в оба колокола; это значит, что богослужение кончилось и все расходятся по домам. Тут же весь обед ставится на стол и приходящие тут же могут сесть за стол. Зимою меню праздничного и воскресного стола одинаково.
  Меню простое, но подается настолько вкусное блюдо, что оно и теперь представляется мне в самом приятном виде. Варится квашеная капуста с куском окорока, в другом котле варится картофель. Первое блюдо варят на очаге, а котел с картофелем ставится в упомянутый выше, при описании устройства печи, задний котел. Когда картофель сварится и сделается мягким и рассыпчатым, кому-нибудь из оставшихся дома детей 7-10 лет поручается растолочь картофель; воду сливают, дают в руки деревянный пестик, которым картофель разминается и измельчается до такой степени, чтобы не осталось ни одного кусочка величиною с горошину; когда это достигнуто, приливается малыми порциями молоко, при продолжающемся разминании, пока не получится картофельное пюре. Каждый получает изрядный кусок ветчины, капусту и картофель сколько хочет; это считается за одно блюдо и в праздник готовится у всех, у кого только есть все необходимые ингридиенты. После этого делается сладкий суп с сушеными кусками яблока, вишнями, дулями. На ужин ничего не остается и поэтому для ужина приходится готовить новое. По большой части готовят мучное блюдо, напр., варят колобочки величиною в 2 кулака: их разрезают на ломти и съедают с разбавленным водою вареным арбузным соком или прямо намазывают этот вареный сок на ломтики и съедают. Иногда делают только так наз. "степной чай". Этот чай состоит из богородицкой травы с прибавлением солодкового корня. Получается ароматическая жидкость, немного слащавая и к этому чаю дается еще 1-2 кусочка кухен. Обед начинается и кончается краткой молитвой, произносимой старшим членом семьи вслух.
  На другой день (Рождества) после супа, заправленного по большей части мукой или содержащего мелкие, величиной с кедровый орех, кусочки вареного теста, подается жареный гусь с картофелем и начинкой из каши, состоящей из крупнорастертого калача с изюмом, иногда с черносливом. Иногда подается также зажаренная утка или поросенок. Третьего блюда не бывает.
Рождество празднуется три дня. Святок не бывает, ряженых не бывает и разве только девушки и парни до ночи толкутся на улице.»

Новый год (Silvester)

  Новый год встречается в колониях особенно торжественно. Около 5 часов утра молодые парни и мужчины идут к своим родственникам и свойственникам и приветствуют их еще в постели с Новым годом. Первый визит делается крестным родителям. Заряжают самой мелкой дробью ружье, туго его запыживают и перед входной дверью производят выстрел, направляя его в порог или даже в дверь. Раздается оглушительный удар, от которого дрожат двери и окна; вся семья моментально просыпается. Выстреливший немедленно отворяет дверь, входит в комнату и, приветствуя всех с добрым утром, начинает славить, называя тех, кому славить: "крестные отец с матерью", "дядя с тетей", "тесть с тещей", "зять с сестрой" и т. д. - и читая наизусть сложенное в стихах поздравление, с пожеланием в новом году здоровья, долголетия, мира и согласия, а после смерти речного спасения души. Славящего хозяева благодарят, желают ему счастья и угощают с вечера приготовленной водкой и закуской. После такого потрясения в доме зажигается огонь, и семья поднимается на ноги. Понемногу появляются группами в 3-4 человека дети школьного возраста, каждый читает заученное приветствие, за что получает мелкую монету или пряник с конфетой. В этих приветствиях проходит утро до рассвета, когда семья садится за праздничный сытный завтрак из печеного окорока, тонких пирогов, хвороста, пышек и пр. В это же время приходят славить музыканты с флейтами и кларнетами, играют туши и церковные песни и получают угощение и вознаграждение от 30 коп. до рубля. После обеда, около 2-х часов, начинается катание молодежи по улицам на реальных или воображаемых рысаках, которое продолжается до ночи. Вечером старики ходят друг к другу в гости, а молодежь, собравшись в домах, где нет родителей, веселится, устраивая танцы и игры.

Иллюстрации на тему празднования Нового Года.

  Масленица празднуется у колонистов лишь один день: во вторник первой недели Великого поста. С утра пекут массу хвороста, который едят в обед со сладким фруктовым супом, в 4 часа пополудни - с кофе и вечером - с колбасой и ветчиной. Никаких особых увеселений в этот день не бывает.
  Новый год особым почетом не пользуется. Это гражданский праздник. Тем не менее один день празднуется. Из соседней русской деревни приходят ребятишки с мешками и под предводительством старшего поют какой-то стих и во все время пенья осыпают присутствующих в комнате смесью из пшеницы, гороха, ячменя. Их награждают сластями и копеечками и они уходят в другую избу. Это, к слову сказать, единственный день в году, когда наши православные соседи, живущие за рекой в 100 саженях от нашей деревни, нас посещают. (Из книги Дитц Я. Е. "История поволжских немцев-колонистов").

Пасха (Ostern)

  Масленица у лютеранского населения не празднуется, разве только более состоятельные в этот день пьют кофе с упомянутым выше печеньем - "хворостом". День считается будничным.
  Пасха, наоборот, считается самым торжественным праздником. Еще с самого начала страстной недели начинается праздничное настроение; четверг (Grundonnerstag) и пятница (Charfreitag) особенно чтутся; в эти дни причащается все село, если оно не успело причаститься уже с конфирмантами в вербное воскресенье. В субботу начинают красить яйца, печь кухены, хворост, сдобные калачи и подготовлять гусей, уток, кур к празднику. Яйца окрашиваются в желтый цвет при помощи луковой шелухи или особой травки, пробивающейся уже очень рано на более возвышенных и сухих местах и молодежь на страстной повторно отправляется в поле в поисках за этой травой; были, конечно, и красные яйца, но чем они окрашиваются, не знаю. Субботу все проводят в работе и сутолоке; на вечернее богослужение собираются далеко не все, да оно и не торжественно.
  Для встречи Пасхи убираются и приводятся в порядок не только комнаты и двор, но и улица. Деревенские улицы не мощены, поэтому после весенней грязи вся улица представляется настолько кочковатой, что даже переходить через нее трудно. Поэтому в субботу, на страстной, улицы боронуют, т. е. путем прохождения всей улицы повторно бороной на которой в качестве груза сидят ребята, кочки срывают и заполняют образовавшиеся глубокие колеи. После боронования запрягают в одну лошадь вал длиною около сажени и толщиною около полуаршина, тяжестью которого кочки вдавливаются в колеи и полотно улицы принимает гладкий вид. После этого подметают также двор, а переходы из избы в избу посыпают белым песком. Этот песок вообще в большом употреблении у колонистов: им посыпают полы в комнате после мытья пола, часть улицы перед калиткой и т. д.
  Дети, ложась спать, ставят под кровать или в определенных излюбленных ими местах свои шапки, в которые зайчик ночью должен принести яйца; многие стремятся не проспать восход солнца, потому что в это время в восходящем солнце можно видеть Христов барашек. У лютеран Христос всегда изображается с пастушьим посохом и барашком у ног.
  Наутро оказывается, что зайчик действительно принес каждому два десятка крашеных яиц, одно или два сахарных с барашком (шоколадных тогда еще не было), а иногда также несколько игрушек. Пряников и конфект у зайчиков, по-видимому, нет в распоряжении, так как таковые в умеренном количестве раздает только мать в первый день праздника.
  Все три дня празднуются одинаково. Утром - церковь, после обеда - прогулки в поле за тюльпанами. Этих цветов - желтых, красных, синих, белых и даже разноцветных было в то время еще очень много и все возвращались обыкновенно с громадными букетами.
 

Иллюстрации на тему весеннего празднования Святой Пасхи.

  Парни, в этих прогулках не участвовали, а только девушки и дети: парни же катали яйца, т. е. по ровному указанному месту катали яйца, пытаясь попасть в выставленные ранее или в нестукнувшееся об другое яйцо. Или же они играли в мяч или в городки. Эти две игры единственные, насколько мне помнится, которые объединяли более значительное количество молодых людей. Ночью молодежь, почти до восхода солнца проводила на улице с пением песен, по большей части далеко нецензурных, на это родители смотрели сквозь пальцы, ибо Jugend hat keine Tugend (у юношества добродетелей нет). Так как многие только неделю тому назад были конфирмованы и стали Ledig (холостыми), когда уже грехи падают не на голову родителей, а на них самих, то эти, так сказать, новобранцы были всегда самыми безудержными тем более, что они только неделю тому назад завели себе трубку, получили от кого-нибудь в подарок новый, сшитый из разноцветных лоскутов кисет, имели еще в кармане несколько медяков, они чувствовали себя царями.
  Обед на пасху уже иной. На первое полагается куриный суп с лапшой. Лапша только тогда хороша, когда тесто тонко выкатано и разрезано потом на очень тонкие нити. Этим искусством гордились немногие хозяйки. Тесто готовилось с вечера, раскатывалось утром и тонкие листы теста для сушки раскладываются на подушках на кровати; резка начинается еще до окончания проповеди и продолжается, так как требует много внимания, долго, около часа, нарезанная лапша кладется в суп только после звона к "Отче наш".
  Вторым блюдом бывает гусь с начинкой. Индюшки у колонистов в то время были в редкости, но все-таки бывали. Их много не разводили, так как они очень прожорливы и легко гибнут, а перья от них цены не имеют.
Некоторую цену имеет еще длинное дыхательное горло индюшки и гусей. Один конец такого горла вставляется в другой, в просвет вводится несколько горошин и в таком виде засушивается и служит основой для наматывания шерстяных ниток в клубок; перекатывающиеся в высушенном дыхательном горле горошины производят шум, почему-то очень приятный для слуха обладательницы такого клубка.
  Лапша подается не только в виде супа, непременно куриного, но подается также в виде молочного супа, т. е. варится с молоком. Или подается прямо вареная лапша без всякой жидкости, но тогда она поливается топленным маслом, в котором на сковороде поджаривались маленькие кусочки калача, не больше ореха величиною. Такой лапшевник нашим детям чрезвычайно нравился, а в особенности, хрустящие на зубах кусочки белого хлеба.
  Пасха празднуется только три дня; в конце третьего дня жизнь принимает уже свой будничный облик и крестьяне уезжают в поле, если Пасха не слишком ранняя, чтобы в среду с раннего утра приступить или продолжать тяжелую крестьянскую работу - пашню и посев. Пасха у колонистов также не отличается торжественностью, как у русских. Для детей существует традиционный заяц, который несет в ночь на Пасху детишкам крашеные яйца и игрушки в выставленные ими с вечера корзиночки. Куличей и пасх у колонистов не бывает; на Пасху и Троицу подается обычно праздничная пища.

Троица (Pfingsten)

  В ночь под Троицу холостая молодежь устраивает соревнование но постановке у ворот девиц, за которыми ухаживают, так называемого майского дерева (Maibaum), или просто "мая" (Mai). Установка такого дерева к Троице считается большой честью для девушки, другие ей завидуют и не без основания считают ее серьезной и скорой невестой. Поэтому каждая девушка еще на заре встает и осведомляется насчет "мая". Последний состоит из толстого пука березовых веток, привязанных к шесту, который вкапывается глубоко в землю у ворот. Бывает иногда, что девушке ставится два "мая", и ей приходится разбираться, кто поставил "лучший", ибо последнему отдается предпочтение: "он больше любит!". Установка майских деревьев производится всегда сообща, компанией сверстников-товарищей, так как другие компании парней, не успевших или поленившихся достать дерево, тайно выкапывают и воруют чужой "май", чтобы поставить его у ворот своей девицы. На почве таких шалостей часто происходят драки, доходящие до увечий и даже убийств.
  Для опозоривания девушки обиженный ею парень или действительно опорочивший ее негодяй ставит к воротам ее дома чучело из старых тряпок и лохмотьев - Butzemann (кургузого). Эта злая шутка обыкновенно влияет на репутацию и судьбу девушки, так как после этого девушку признают развратницей или шлюхой. Бывали случаи, что безвинная девушка привлекала виновника к суду и подвергала себя освидетельствованию у врача или бабки с целью реабилитации. Другой способ опорочить женскую честь не только девушки но и замужней женщины - вымазать ворота, забор или дом дегтем.

Иллюстрации на тему празднования Святой Троицы.

  Иногда это расстраивало семейную жизнь, доводило до разводов даже до женоубийства, ибо каждый пальцем указывал на такую "развратную" женщину и "обманутого" мужа.
Помимо этих своеобразных обычаев, у колонистов есть еще особый сверхъестественный мир суеверия. Из книги Дитц Я. Е. "История поволжских немцев-колонистов").